65 лет в медицине: история белоруски, которая помогает людям со времен войны

Когда мы позвонили Инессе Ильиничне Лазюк с просьбой об интервью, она ответила: «Вы знаете, у нас оборудование в отделении старое — о чем тут вам писать». «Мы написать о вас хотим». «А что обо мне писать? Жизнь как жизнь».

Известный рентгенолог, доктор медицинских наук, профессор, она 65 лет в медицине и столько же вместе со своим мужем, не менее известным генетиком Лазюком Геннадием Ильичом. Во время войны еще ребенком сдавала кровь для солдат, благодаря подруге пошла учиться в медицинский и считает, что в жизни ей очень везло на учителей. И, наверное, на встречи: с уникальными медиками, учеными и известными людьми, такими как Высоцкий, Левитан, Шульженко…

«Переливали из моей руки сразу в руку солдата»

В то время, когда началась война, мы жили в Белостоке, и сразу после ночной бомбежки 22 июня наша семья в 12 часов дня отправилась к бабушке в Мозырь. Бабушка меня любила бесконечно. Мне сейчас кажется, что эту любовь можно было даже пощупать. Потом нас эвакуировали в Удмуртию.  Родители там работали в госпитале конечностей. Когда поступали раненые, их принимали все, кто мог: подносили носилки, тащили на себе. Помогали даже мы, дети. Солдаты поступали эшелонами.

И вот начальник госпиталя пришел к моей бабушке и говорит: «Оперируем парня, он погибает. Можно мы возьмем у Инессы кровь?». А у нас всех до этого брали кровь, определяли группу. Тогда еще никаких резус-факторов не знали. Бабушка согласилась.

Я помню смутно, но меня положили рядом с этим парнем на носилки и делали прямое переливание из моей руки сразу в его. 

После этого мне дали молоко. А морозы были сильные — и молоко было замерзшее. Конечно, это смешно, но с тех пор прошло столько лет, я пробовала самое разное молоко, но такого вкусного никогда больше не пила.

«Знаешь, я вырасту и стану рентгенологом»

Мама страдала язвенной болезнью, то ли от войны она у нее развилась, то ли еще от чего. А единственный рентген-кабинет был в Ижевске, километров 80 от того поселка, где мы жили.

Мы приехали в госпиталь и встретили женщину, военного врача, спросили у нее, где рентген-кабинет. Она почему-то начала ворчать, и я даже тогда подумала, что она нас не примет. Оказалось, она и есть рентгенолог. Женщина приняла нас, потом объяснила, как добраться до вокзала. А так как смотрели на рентгене желудок, то мама не ела весь день, а уже был поздний вечер. И вдруг эта врач спрашивает: «Вы, наверное, голодные?». Было как-то некрасиво признаваться. Она, несмотря на наше молчание, дала нам хлеб и сказала: «Там в вагоне есть печурки, на них можно его поджарить — и будет вкусно».

Сами понимаете, с хлебом в войну было сложно, и то, что она им поделилась с нами, очень запало мне в душу. Когда мы с мамой сошли с поезда и уже подходили к дому, я ей сказала: «Знаешь, я вырасту и стану рентгенологом». 

Письмо от подруги: «Я подала твои документы в медицинский»

После школы я не хотела идти в медицинский институт. Хотела быть историком. Но когда я гостила у бабушки, мне пришло письмо от моей близкой подруги Жени, которая точно знала, что хочет быть врачом: «Я подала твои документы в медицинский».

Когда на первом курсе у нас прочитали анатомию, я подумала: «Боже! Это все нужно выучить на память?» и решила, что в жизни тут учиться не буду.

«Почему ты ошиблась?»

После института нас с мужем распределили в Мозырь. Там мне довелось поработать с хирургом Эммануилом Яковлевичем Кенигсбергом. Я вообще считаю, что мне очень сильно везло в жизни на учителей.

Однажды в одном из диагнозов я написала «язва стенки луковицы». Понятия не имела, где эта стенка, — но для антуража написала. Он пригласил меня в кабинет и говорит: «Вот луковица, вот стенка, а где язва?». Нет язвы. В кабинете были его помощники, операционная сестра — мне было ужасно стыдно. Он меня мучил вопросом «Почему ты ошиблась?» до тех пор, пока я не сказала, что мне не хватает знаний.

Он много мною занимался: приносил литературу, экзаменовал… Я считаю, что во многом за все, что я знаю, я обязана именно ему.

Спустя 8 лет из Мозыря мы с мужем переехали в Минск. Уезжали со скандалом, потому что глав.врач не отпускал, хотя срок распределения закончился. У меня был токсический зоб, я уезжала, потому что была больна и нужно было оперироваться в Минске. Но глав.врач не успокаивался, мол, вы должны вернуться — и точка. Мужа в Минздраве даже не брали из-за этого на работу. Он работал санитарным врачом в Белкоопсоюзе, потому что это учреждение не подчинялось Минздраву.

Муж Инессы Ильиничны, Геннадий Ильич Лазюк, член-корреспондент НАН Беларуси — отец медико-генетической службы республики. «Читая его статьи, я не понимаю девять десятых того, что там написано», — признается Инесса Ильинична. Несмотря на это, 29 января будет вот уже 65 лет как они вместе.

«Что-то преувеличить, а что-то не заметить»

В чем, по-моему, заключается женская мудрость? Нужно что-то преувеличить, а что-то не заметить. Когда при мне говорят, что «они прожили 30 лет вместе и ни разу не поссорились», я могу дать голову на отсечение, что это вранье.

Однажды нам с мужем нужно было куда-то идти, а он не хотел. Моя бабушка, будучи очень мудрой женщиной, сказала мне: «Зачем ты его уговариваешь? Не хочет — не надо, согласись и отстань от него. А потом через полчаса спокойно спроси: «Так какую рубашку ты наденешь: красную или белую»?

И вы знаете, по сей день это срабатывает. Буквально недавно возражал: «Не пойду, не уговаривай, не пойду и все». Ну, не пойдешь, так не пойдешь. Я начала собираться, спрашиваю через какое-то время: «Тебе что-нибудь подготовить»? «Да, достань, там в шкафу висит…». Спокойно достала одежду, собрались и пошли.

«Так вы Владимир Высоцкий?»

Мы с коллегами поехали на консультацию в Новогрудок. Зашли в столовую пообедать — все столы заняты, только за одним были места. Сидели двое: девушка в ситцевом платьице с хвостиком на голове и парень.

— Можно около вас?
— Можно.

Мы к ним подсели. Смотрю на мужчину, а лицо знакомое. Подумала, вдруг кто-то из моих пациентов, и спрашиваю у него:
— Как вы теперь себя чувствуете?
— Прекрасно!
— А работаете вы сейчас где? — не унималась я.
— Все там же. 

В общем, информации от него ноль. Он мне тогда и говорит:
— Вы хотите вспомнить, где мы встречались?
— Да. Мы ведь знакомы?
— Знакомы, но только с одной стороны — вряд ли я вас хорошо знаю, — ответил он, потом повернулся, рассмеялся, назвал спутницу Марина и что-то ей сказал. И тут меня осенило:
— Так вы Владимир Высоцкий?

Они с Мариной Влади тогда озвучивали фильм «Опасные гастроли» и жили в Новогрудке на квартире. Пригласили нас с коллегами к себе в гости, сидели на крыльце и разговаривали. Было ощущение, что мы знакомы сто лет. Они были очень веселые и счастливые. А у Влади был очень красивый грудной смех.

«Как не радио? Я же слышу голос!»

Нас, отличников, после первого курса отправили на турбазу в Ялту. В нашей компании была девушка Ася, которая предложила заехать к ее родственникам, жившим в Москве, в гости — у нас была пересадка по дороге в Ялту.

Тогда в гостях, к слову, я впервые увидела газовую плиту. Слышу голос из кухни и спрашиваю:
— А что там по радио передают?
— А это не радио.
— Как не радио? Я же слышу голос!

И тут этот «голос» появляется в гостиной. Мужчина небольшого роста, размер одежды, может, 46-й какой, мелкие черты лица, в очках, приятный человек такой.

— У вас такой голос, как у Левитана, — сказала я.
Жена его начала хохотать, вместе с ней и попутчица Ася:
— Так это и есть Левитан.

«По руке узнала, а по лицу — нет»

Однажды я приехала в гости к своему хорошему другу Александру Петровичу Чернявскому, летчику-испытателю, и его жене. У них гостила незнакомая мне женщина. Они меня ей представили, мол, наша приятельница из Минска. А мне эту женщину почему-то не представили. Чернявский потом спросил:
— Ты ее не знаешь?
— Нет, не знаю.
— Да ну! Вы прекрасно ее знаете, — подхватила жена Александра Петровича.

Незнакомка была милая, с ровной осанкой, в красивом платье, поверх которого были бусы. И вдруг она очень характерно рукой потрогала эти бусы, и я говорю:
— Так вы, наверно, Шульженко!

Она начала задорно хохотать: «Как так? По руке вы меня узнали, а по лицу — нет».

«Дети нравственнее взрослых»

Около 25 лет Инесса Ильинична возглавляла кафедру детской рентгенологии и очень долго работала с малышами.

Существует колоссальная разница в работе с ребенком и взрослым. Когда-то академик Долецкий, потрясающий детский хирург, сказал, что «оперировать ребенка — это то же самое, что стрелять по бегущей мишени». 

Вы можете хоть на бровях стоять, но должны сделать все возможное для того, чтобы ребенок полюбил вас на те пять минут, пока вы будете с ним работать. Он должен вам доверять. Что вы будете делать, что будете говорить — это уже ваша фантазия. Но если вы что-то ребенку пообещали — вы должны ему потом это дать. Обманывать детей нельзя. Они же изначально вам верят. 

В детской хирургии, где малыши лежат без мам, наблюдала картину: одна санитарка с детьми и «зайка», и «рыбка», а они шарахаются от нее как от огня, а другая санитарка моет полы, она занята — а дети за ней хвостом ходят. Потом выяснилось, что действительно одна добрая и внимательная, а вторая злая женщина, несмотря на все «зайки-рыбки». Я не знаю как, но дети чувствуют все намного сильнее, чем взрослые. Особенно искренность.

P.S. 

У Инессы Ильиничны две внучки. Обе живут за границей. Одна пошла по стопам деда и работает патологом недалеко от Чикаго. Занимается патологией крови и онкопатологией. Вторая лингвист. Знает 8 языков и живет в Швеции.

Вот такая «жизнь как жизнь».